„Rusycystyczne Studia Literaturoznawcze” № 36 (2026)

Call for Papers

АНТИУТОПИИ И ДИСТОПИИ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

В XX и XXI веках антиутопии и дистопии являются одними из самых популярных литературных жанров. Эти термины часто ошибочно используются взаимозаменяемо, как будто они были синонимами. На самом деле различия между ними очевидны. Антиутопия черпает свои пессимистические видения будущего непосредственно из тенденций развития доступной автору реальности, тогда как дистопия, в свою очередь, черпает видения будущего из утопических программ его исправления. Другими словами, точкой отсчета для антиутопии является окружающая писателя реальность, а для дистопии — конкретная утопия. Антиутопии и дисутопии вошли в русскую литературу в начале XX века[1], в период социально-политических изменений и потрясений, завершившихся приходом к власти большевиков и попыткой построения первого в мире бесклассового государства. Как известно, классикой жанра стал роман Евгения Замятина «Мы», завершенный в 1920 году и опубликованный за рубежом четыре года спустя, а в Советском Союзе лишь в 1989 году. Потом появились следующие; наиболее известны это «Роковые яйца» Михаила Булгакова, «Котлован» и «Чевенгур» Андрея Платонова, «Приглашение на казнь» Владимира Набокова, «Остров Крым» Василия Аксенова, «Улитка на склоне» Аркадия и Бориса Стругацких, «Москва 2042» Владимира Войновича, «Кысь» Татьяны Толстой, «Невозвращенец» Александра Кабакова. Как оказалось, антиутопии и дистопии не утратили своей популярности и после распада советской империи — традиции жанра продолжают Владимир Сорокин («День опричника»), Виктор Пелевин («S.N.U.F.F.»), Дмитрий Быков («ЖД», «Эвакуатор»), Ольга Славникова («2017»), Сергей Доренко («2008»), Андрей Волос («Аниматор»). Этот список можно продолжать, тем более, что существуют произведения, не связанные напрямую с интересующим нас жанром, в которых, тем не менее, можно обнаружить черты антиутопии/дистопии.

Почему антиутопия и дистопия так популярны в русской литературе? После 1917 года политический, социальный и экономический эксперимент проведенный большевиками, несомненно, имел решающее значение, как и их далеко идущие планы и вызванный ими страх, приведшие создателей русской литературы к принципиально пессимистическим размышлениям. Что касается современности, популярным является мнение, что темный, эсхатологический мессианизм, отличающий русских с конца XX века, находит свое выражение в жанре дистопии. Подходящим примером может послужить русская фантастика, в которой на рубеже 1980-х и 1990-х годов одной из самых популярных тем стал продолжающийся или уже завершившийся распад государства. Одним из первых поднял этот вопрос Александр Кабаков в повести «Невозвращенец», а продолжали Павел Крусанов («Укус ангела»), Дмитрий Быков, Владимир Сорокин, Сергей Доренко, Ольга Славникова, Александр Смоленский и Эдуард Краснянский («Заложник») или Сергей Минаев («Media Sapiens. Повесть о третьем сроке»). В современной русской массовой литературе дистопии пользуются исключительной популярностью. Их не обходят стороной ни представители мейнстрима, ни писатели, связанные с высокохудожественной литературой. Популярность «антиутопий близкого будущего», по-видимому, обусловлена ​​несколькими факторами. Во-первых, писатели все меньше интересуются прошлым, предпочитая футурологические прогнозы. Во-вторых, точные описания катастроф кажутся интереснее неизвестного апокалипсиса. Представленное в произведениях русских писателей государство функционирует по принципу дистопии (антиутопического предостережения), а события, хотя и происходят в прошлом, на самом деле касаются настоящего. Как показывает общественная практика, многое из того, что в антиутопиях представлялось фантастикой, в конце концов оказалось реальностью.

Таким образом, термин «антиутопия/дистопия» означает художественное произведение, представляющее сатирический образ общественного строя, общества, находящегося под контролем власти, уничтожающей индивидуальность и свободу. Действие таких произведений разворачивается в вымышленном времени и пространстве, содержащем явные отсылки к современности автора и часто полемизирующем с конкретным утопическим произведением. Антиутопия/утопия в ироническом или сатирическом тоне подвергает критике идеализированные образы обществ, запутавшихся в принудительном эгалитаризме и подчиняющихся диктату цивилизации. В XX веке антиутопия уступила место дистопии, или негативной утопии, представляющей собой катастрофические видения человеческого существования. Автор дистопии отказывается от положительных решений, анализируя разрушительные последствия развития социальных систем, научного прогресса или экологических угроз. В связи с кризисом классических утопий, антиутопия ХХ века вступила в дискуссию с политическими утопиями.

В планируемом томе мы предлагаем рассмотреть следующие темы:

• антиутопия/дистопия в литературе советского периода и после распада СССР – сходства и различия
• новые угрозы, на которые указывают создатели русских антиутопий/дистопий
• жанр антиутопии/дистопии в условиях формальных и неформальных ограничений со стороны государства
• идеологии XX и XXI веков в русских антиутопиях/дистопиях (фашизм, нацизм, коммунизм, капитализм, глобализм, либерализм, неолиберализм)
• ограничения и угрозы прав человека в русских антиутопиях/дистопиях
• будущее культуры и цивилизации в русских антиутопиях/дистопиях
• предостережение о последствиях господства технологической цивилизации над гуманистической цивилизацией
• образ всеобщей катастрофы мира и человечества (дегуманизация культуры, объективация человека, авторитарная власть, программирование человеческих действий)
• ограничения духовной сферы личности, расширяющееся поле человеческого отчуждения в мире, в котором доминируют производство, машины и технологии

Полный текст (макс. 40 000 печатных знаков) просим направлять через платформу OJS до 28 февраля 2026 года: https://journals.us.edu.pl/index.php/RSL/about/submissions. В журнале публикуются тексты на русском, польском и английском языках. Связь с редакцией: rsl@us.edu.pl  

[1] Это, конечно, не означает, что элементы этого жанра не встречаются в более ранних произведениях. Например антиутопией можно считать «Записки из подполья» Федора Достоевского; как известно, это произведение было негативной реакцией на утопию Николая Чернышевского, изложенную в романе «Что делать?». «Бесы» — это тоже негативная утопия. Аналогичным образом можно трактовать и «Историю одного города» Михаила Салтыкова-Щедрина.

 „Rusycystyczne Studia Literaturoznawcze” № 35 (2025)

Call for Papers

Русская литература и опыт тоталитаризма

После 1917 года авторам русской литературы — в результате прихода к власти большевиков — пришлось действовать в совершенно других условиях. Сначала это были прежде всего огромный хаос и неопределенность, вызванные гражданской войной и военным коммунизмом. Затем, в 1921 году, по приказу Ленина была введена Новая Экономическая Политика, результатом которой стала относительная социально-экономическая стабилизация. Практически до конца 1920-х годов русские писатели имели ограниченную свободу, которая закончилась, когда Сталин пришел к полной власти. Если в 1920-е годы Россия/Советский Союз оставалась/оставался, несмотря на усилия властей, скорее авторитарным, чем тоталитарным государством, то с началом первой пятилетки (1929) можно было говорить только о тоталитаризме. Остатки свободы авторов русской литературы были ликвидированы с учреждением Союза советских писателей (1932) и навязыванием им на первом съезде Союза (1934) соцреализма как единственного творческого метода (конечно, в официальном обиходе). Хотя тоталитарные оковы несколько ослабли после смерти Сталина в 1953 году, то не могло быть и речи о возвращении к нормальной жизни во время оттепели, а тем более застоя. Началом положительных изменений стала лишь горбачевская перестройка, позволившая затронуть новые, ранее запрещенные темы, представленные в поэтике, имевшей мало общего с социалистическим реализмом. Тогда могло показаться, что период тоталитаризма в России окончательно закончился. К сожалению, путинскую Россию снова приходится считать классическим тоталитарным государством. Русские писатели, проживающие в России, вновь оказались в ситуации полного ограничения творческой свободы.

В рамках номера предлагаем обсуждение таких вопросов, как:

— создатели русской литературы против цензурных ограничений

— создатели русской литературы против ограничений соцреализма

— табу в русской литературе

— феномен самиздата

— соцреализм, концептуализм, постмодернизм и другие явления в литературном андеграунде

— системная и внесистемная литература в сталинский и послесталинскийпериоды

— критика советской власти и реалий жизни в СССР в произведениях,допущенных к печати после 1953 года (деревенская проза, лирическаяпроза, творчество Юрия Трифонова и др.)

— место сатиры в русской литературе

— тема лагерей, чисток и гонений в русской литературе

— положение внесистемных писателей в сталинские времена и после 1953года

— тоталитаризм и внутренняя эмиграция авторов русской литературы

— место дистопии и антиутопии в русской советской литературе

— русская литература и тоталитарная система в путинской России

Мы приглашаем к публикации литературоведов и культуроведов. В журнале публикуются тексты на русском, польском и английском языках. Полный текст (макс. 40 000 печатных знаков) просим направлять через платформу OJS до конца 2024 года: https://journals.us.edu.pl/index.php/RSL/about/submissions

Связь с редакцией: rsl@us.edu.pl  

„Rusycystyczne Studia Literaturoznawcze” № 34 (2024)

Call for Papers

Литература и культура постсоветской русской эмиграции

В книге Русская литература в изгнании, ставшей первой значительной попыткой представить русскую эмигрантскую литературу периода 1920-1939 годов, Глеб Струве констатировал, что еще не пришло время для подведения итогов, поскольку эмиграция все еще остается живым явлением и подвергается процессам разнонаправленного развития.

Спустя почти столетие эта мысль все еще актуальна. После 1991 года было объявлено о конце эмигрантской литературы как отдельной ветви русской литературы. Тридцать лет спустя мы наблюдаем интенсивное развитие творчества русской диаспоры в разных частях мира. После распада Советского Союза предсказываемое ранее возвращение беженцев оказалось не таким распространенным, как последующие выезды из России. После волны экономической эмиграции 90-х годов последовал исход, вызванный отношением к возвращению авторитарного режима. В настоящее время меняется и миссия писателей новой волны эмиграции, и их самоидентификация. Деятели культуры, художники, писатели, покинувшие Россию после 1991 года, выбирали различные эмигрантские сиратегии: переходное, транскультурное состояние; ассимиляция в новой культуре и принятие новой идентичности; сохранение культуры России при несогласии с ее идеологией.

Последняя волна русской эмиграции, пока еще in statu nascendi, остается малоизученным явлением. Таким образом, целью предлагаемой нами встречи будет научный анализ достижений русских писателей и поэтов, покинувших страну после распада Советского Союза.

Приглашаем к обсуждению следующих тем, связанных с постсоветской волной русской эмиграции:

— основные тенденции развития русской литературы за пределами страны после 1991 года,

— разные аспекты творчества новых представителей русской диаспоры,

— отражение традиций русской литературы и западной культуры в творчестве эмигрантов новой волны,

— связи творчества писателей постсоветской волны с литературой предыдущих волн.

Мы открыты для ваших предложений по темам выступлений в рамках основной темы. В журнале публикуются тексты на русском, польском и английском языках. Полный текст (макс. 40 000 печатных знаков) просим направлять через платформу OJS до конца 2023 года: https://journals.us.edu.pl/index.php/RSL/about/submissions

Связь с редакцией: rsl@us.edu.pl