The article presents “The Italian Diary” by Nikolay Lvov and the descriptions of Italy in the memoirs of Princess Yekaterina Dashkova. They both went to Italy in 1781 and met together in Livorno. Lvov was interested in the Italian architecture and art (churches, monuments, The Uffizi Gallery and others), while Dashkova was interested in meeting people (Pope Pius VI, diplomats, patrons of the art and others) and touring.

У Достоевского фон большинства происшествий отмечен злом. Практически отсутствуют на страницах его произведений образы широкого пространства — природы, воды, неба, а изображённый мир это главным образом урбанистический пейзаж. Пространство эпатирует грехом и рождает грех, толкая персонажей к самоуничтожению. Люди тоскуют однако о мире, которому смысл придают такие высшие ценности как: Добро, Правда, Добродетель. Мечту человека погружённого во зло о мире гармоничном и счастливом, о своей Аркадии, отражают в творчестве Достоевского видения страны блаженства. Писатель особенное значение придавал идее Золотого Века. Создал собственную её интерпретацию, вдохновляясь картиной Клода Лоррена Пейзаж с Ацисом и Галатеей (1657). Образы связанные с идеей Золотого Века Достоевский начертил в Бесах, а точнее в главе У Тихона (1871), Подростке (1875), Сне смешного человека, а также в небольшом очерке Золотой век в кармане (1876). Все они изображают потерянный рай — мир красивый, спокойный и счастливый, в основе которого лежит связь человека с природой. И здесь писатель, певец мрачного враждебного города, изображает пространство в совершенно других красках — светлых, радостных. Два разных, по характеру, пространства, олицетворяющих два мира — действительный и желанный, определяют идейно‑познавательный порядок, намечающий направление оценочной интерпретации изображённого мира, и являясь одновременно аксиологической проекцией антагонизмов Росcии второй половины XIX века.

Twórczość Aleksandra Kuprina stanowi swego rodzaju ilustrację życia rosyjskiego zaścianka przełomu XIX i XX wieku, z którym pisarz zetknął się podczas służby wojskowej na południowym zachodzie Rosji oraz w trakcie licznych wędrówek po kraju w poszukiwaniu pracy. Utwory prozaika, ukazujące szeroką panoramę życia prowincji, cechuje swoista dwoistość. Tendencjom satyrycznym i demaskatorskim towarzyszy w nich bowiem wysławianie prowincjonalnej ciszy jako źródła spokoju i harmonii ducha. Kuprin wprowadza do swoich utworów opozycyjnie nacechowane obrazy wsi i miasta oraz przeciwstawia prowincji stolicę. Pisarz poddaje analizie między innymi specyficzną filozofię życiową, skalę wartości i cechy socjokulturowe społeczeństwa zaściankowego.

At the beginning of the 20th century, the Ukrainian literature almost did not know the tradition of the so called “urban literature” as its main object of interest has always been a village
and its inhabitants. The local themes sensu stricte appeared in the Ukrainian literature as late as in the 1920s in the novel The city by Valerian Pidmohylny. The aim of the article is to trace how the city has become one of the characters of the novel, and how the author has used the evolution of the image of the city and local space in order to show the evolution of psyche and mentality of the main character. The author claims that the value of this “local” work, the first one in the history of the Ukrainian literature is the fact that it presents the reality of the Ukrainian city those days, with all its good and bad sides, typical problems of the period it was created in, and details of an every‑day life at that time.

The article interprets those poems that include trees and a forest. This is the part of a landscape she liked most. She personified trees, and, what is most important, wanted to penetrate their internal life, and identify with them. This is how a unique landscape was created in her works. It was not a description of the nature and being enchanted by it, but a description of trees’ spiritual life she wanted to transform in. The very landscape, thus, reflected her own experiences, and her spirit’s work. The pictures full of emotion, dynamics, and spontaneity constitute unique works on a spiritual being of trees in view of the artistry of poetics.

The article provides an analysis of spatial motifs in Aleksandr Solzhenitsyn’s August 1914. The analysis focuses on the writier’s peculiar strategy which — among other things — alters meaning of motifs well-known from the Russian literary tradition, for example, the road, the center or the household. The Author emphasizes the fact that spatial discourse prevails in particular stages of the storyline, and thus the analysis of how spatial motifs are distributed allows to perceive their compositional role which touches upon both August 1914 as well as The Red Wheel cycle as a whole.

Статья является попыткой пространнственного анализа произведений А. Галина написанных после 1989 года. В ней представляется топографическая и психологическая контрастность «маргинальных героев» и «новых русских». На основе текстов драматурга (Чешское фото, Группа, Сирена и Виктория, Аномалия, …Sorry) указана связь ограниченного пространства с ограниченными жизненными способностями среди «маргиналов» и соотношение расширенного пространства с социальной позицией среди «новых русских».

Целью настоящей работы является анализ проблемы бездомных городских собак на примере рассказа Глаза бездомной собаки Анатолия Кима. Рассказ принадлежит к циклу
Прогулка по городу, возникшему на переломе 70. и 80. гг. Писатель проявляет в произведении интерес к нравственному вопросу отношения человек — животное. А. Ким в художественном пространстве произведения создаёт оппозицию „в доме (в квартире) — вне дома (на улице)”, которой соответствует противопоставление судеб друх разных собак, кобеля Гая и суки Рыжей, о которых заботится тот же человек — Бабуркин. Главный герой занимается общественной деятельностью в секции охраны животных.
Проведенный анализ доказал, что в пространственной модели мира рассказа образ улицы занимает главное место. Улица является пространством враждебным — символом жизни „собачьих бомжей” вне цивилизации, принадлежащих к худшей и второсортной действительности, а бездомная собака это „отброс общества животных”, который вос‑
принимается здесь как угрызение совести современного человека. Кроме того, рассказ подтверждает мнение исследователей, которые считают, что Ким в своём творчестве проявляет интерес не к антропоцентризму, а к биоцентризму.

Данная статья сосредоточивается на вопросе трансцендентного пространства в творчестве Галины Тваранович. Названная категория анализируется на материале сборника стихов Янтарное яблоко, в котором белорусская поэтесса, ранее не встречавшимся в белорусской литературе образом, представляет религиозную проблематику, стремится показать внутренний опыт человека и ключевые экзистенциальные дилеммы. Свойственная этой поэзии аксиологическая нагрузка и значимая роль опыта христианства здесь показаны в широком философско‑анторопологическом контексте.

Настоящая статья посвящена культовому постапокалипсическому роману Дмитрия Глуховского Метро 2033. Действие произведения разворачивается в специфическом пространстве, московском метрополитене, которое после ядерного конфликта стало местом проживания нескольких десятков тысяч человек. Автор статьи начинает с характнристики отношений в пределах подземного общества, которое в течение двадцати лет, которые минули от момента катастрофы успело разделиться на ряд вражеских группировок и организаций. Довольно много места посвящается путешествии главного героя романа путаницей тёмных тоннелей и коридоров, составляющих неповторимые пейзажи и атмосферу. Их сложная система позволяет воспринимать это пространство как огромных размеров лабиринт, преодоление которого составляет часть задачи порученной Атрёму. Как вытекает из проведённого анализа, главный герой является путешественником всячески запутанным в пространство лабиринта (лабиринт метро, города, библиотеки, лабиринт внутренний), что позволяет назвать произведение Глуховского романом растянутым на мифе лабиринта.

Настоящая статья является попыткой анализа одной из новейщих сценических постоновок пьесы Александра Островского Волки и овцы. В пространстве расматриваемого спектакля заметны глубокие перемены. Оно напоминает тот способ конструкции сценографии, который царствовал в 20. и 30. г. ХХ века. Эту конвенцию подчеркивают популярные песни этого времени. Все эти перемены, исползование света и цвета помогли сохранить и подчеркнуть идеи Островского.