Wraz z rozwojem postkolonializmu, zwłaszcza jego drugiej generacji, wyraź- nie zwiększyła się tendencja do przełamywania hegemonii dominujących dyskursów, narzucających kulturowe znaczenia i budujących zideologizowane reprezentacje „Innego”. Choć centralnym „Innym” tej krytyczno-kulturowej orientacji był i nadal jest człowiek, to wywodząca się z derridiańskiej, dekonstruktywistycznej koncepcji „różni” idea podmiotu mówiącego i podmiotu mówionego, jak się zdaje, coraz skuteczniej może służyć też animal studies. W nich bowiem – właśnie szczególnie – niemożność wypowiedzenia się podmiotu (milczącego Innego), w dramatyczny i spektakularny sposób zyskuje swoisty kształt, bez mała nieprzezwyciężony. Dzięki radykalnej, inteligentnej i twórczej kry- tyce reprezentacji (od Frantza Fanona przez Edwarda Saida po Stuarta Halla i Homi Bhabhę), „dziki” – obiekt europocentrycznego dyskursu – przemówił wreszcie własnym głosem. Zyskał zdolność do działania, której nie można już lekceważyć; zdolność i możliwość wypowiadania, tworzenia kontr-reprezentacji przeciw produkowanej dotąd o nim (ale nie z nim) wiedzy. Stał się podmiotem mówiącym.

Mimo licznych i przekonujących danych o zdolnościach komunikacyjnych i symbolicznych zwierząt, wysuwanych zwłaszcza przez etologów (od Konrada Lorenza po Fransa de Waala), Animal – przedmiot animal studies – wciąż nie może liczyć na taką emancypację. W jego imieniu nieodmiennie mówią/ wypowiadają się humaniści, przedstawiciele, jak to ujął już ongiś Charles P. Snow, drugiej kultury. Mówią językiem prozaików, poetów, filozofów, plastyków, kulturoznawców, religioznawców, literaturoznawców, analizując, ale też budując i tak już gęstą, wręcz przytłaczającą warstwę dyskursu w „cudzym imieniu”. Nie można mieć złudzeń, że zapośredniczenie zapośredniczenia to głos równoważny głosowi podmiotu mówiącego, ale czy istnieje inna forma, w której zwierzęce mogłoby znaleźć język niezależny od jego ludzkich reprezentacji?

Oddajemy do rąk Czytelników drugi numer monograficzny interdyscyplinarnego czasopisma, zatytułowany Reprezentacje, który zawiera artykuły filo- logów i neofilologów (literaturoznawców i językoznawców), kulturoznawców, filmoznawców, filozofów i psychologów. Wszyscy oni próbują – każdy w inny sposób i na użytek własnej dyscypliny naukowej – penetrować, rozważać i ukazywać reprezentacje samych zwierząt bądź relacje człowiek – zwierzę(ta), zarówno w ludzkiej mentalności/mózgu/umyśle, jak i w szeroko rozumianej kulturze. Co więcej, niektórzy autorzy próbują głębiej wnikać w zagadnienia dotyczące sposobu rozumowania/myślenia i komunikacji w świecie zwierząt, poszukując odpowiedzi na pytanie, czy mają one umysł i „język”.

Features of Shmelev’s zoopoetics are described in the article on the basis of the early stories, such as My Mares, Light Page, and Mary, in which images of animals are analysed in the context of Russian literature of the late 19th and early 20th centuries (Strider by Lev Tolstoy, Kashtanka by Anton Chekhov, The White Poodle and Emerald by Alexander Kuprin, and Dreams of Chang by Ivan Bunin). Shmelev’s zoopoetics is based on the philosophy of life and death, freedom and captivity, and the connection between the natural world and the world of childhood, and is actualized in anthropomorphic images of animals manifested in the texts of the writer in many ways (psychologism, spirituality, and the use of the concepts of “soul”, “destiny”, “love” “morality” and “compassion”). Animals in the stories appear as a certain indicator, because the correlation with them and the attitude to them reveal the other characters – both adults and children.

The character of the relations between linguistic and not strictly linguistic elements of awareness is
discussed upon the example of existing notions. The vocabulary material reflecting both historical and contemporary interpretations is quoted. These interpretations consider the words’ etymology. Their analysis is intended to find out the motifs which change in time, features and semantic analogies. These three elements are then consolidated in the notions of the mental and linguistic culture. Later on the character of relations is established (by placing the character in artificially created space) between the state of an animal and that of a human. The human resembles the animal, and the latter is a representative of a community in captivity, and the human observing the animals becomes an element of the collective display. The gathered information and interpretations (compared to the data from the dictionary of dreams via their semantic and mental features) make it possible to ask a question on the semantics of the mental and semantic features of the vivid experiences which are in perceptual and mental existence. These experiences shape the notions for the representatives of a specific mental culture. The notions in question are of regulating, approximate and not always realized character. These notions are especially the ones which condition the organisation of the world in linguistic and non -linguistic awareness, and as a result they influence the semantic evolution of a language as well as its users’ mentality.

Статья описывает повседневную жизнь в Челядзи, одном из городов Домбровского бассейна во время Второй мировой войны. Реконструкция роли, в качестве которой выступали в нем животные (как сельскохозяйственные так и домашние), проведенная прежде всего исходя из воспоминаний, собранных автором во время интервью со старейшими жителями города, вы- являет множественные различия между тогдашним и нынешним отношением к животным.

Целью статьи является описание репрезентации категории «животное» в человеческом мозгу, сознании и речи. В статье изложены результаты лингвистических, психолингвистических и нейро-лингвистических исследований.

Пространство исследований познавательных способностей животных определяется, между прочим, двумя крайними методологическими подходами: наивным антропоморфизмом и догматичным антропоотрицанием. Первый из них определен как ошибочное (наивное) перенесение человеческих познавательных, эмоциональных, речевых способностей на животный мир; второй заключается в отрицании важных сходств между человеком и животными с намерением подчеркивания непреодолимых различий, отделяющих эти два мира. Между этими крайними подходами, методологически-онтологически, существует пространство для формулировки промежуточных точек зрения, которые учитывают эвристическую плодотворность критического антропоморфизма, а также указывают такие сходства и различия между человеком и животными, которые детерминируют проанимальные моральные позиции.

Today the psychology of human-animal interaction is a rapidly developing field of psychological research in western countries. In Russia there are some isolated works on psychological aspects of interspecies communication between humans and animals but these have not formed a separate research field so far. In order to analyse the causes of the ‘pet relationships’ phenomenon at the levels of needs and personality spheres, we conducted a comparative study of pet owners (n=44) and people who have no pets (n=39). The attached pet owners demonstrated a need for subjectification of the animal and orientation to a definite type of communication. Presentation of the results of this study to the Russian psychological community revealed the problem of acute and active polarization of the scholars regarding the assessment modus of relevance and importance of human–animal studies. Such a reaction could be determined by the level of an individual’s emotional and personal maturity rather than by theoretical or methodological issues.

 Одной из главных тем литературной и кинематографической научной фантастики является встреча человека с другим, неизвестным существом. Смысл этой встречи указывает на дилеммы антропоцентризма, но также подчеркивает одиночество человека по отношению к другим, не-человеческим существам. Animal studies и воображаемые миры научной фантастики соединяют основные вопросы, касающиеся возможности сношения с существами разных видов. Таким образом, в статье анализируются выбранные тексты литературной и кинематографической научной фантастики, рассматривающие последствия, вытекающие из встречи человека и животного. Указываeтся на примат феминистской мысли в этой области технокультуры (Донна Харавeй) и одновременно представляются примеры биотехнологических животных, присутствующих в киберпанке. Вызываeтся также символический для фантастического кино образ Кинг-Конга, чтобы подчеркнуь наличие феминистского дискурса в этой «встрече Красавицы и Чудовища».

В тексте предпринята попытка интерпретации избранных произведений из творчества Маркера с перспективы наличия в них животных. Специфический бестиарий, видимый в разных проектах, начиная с документов 60-х годов, далее фильмы хайку аж до котов, живущих/обитающих в SL и городском пространстве, заставляет задуматься о связи автора с животными, а особенно с котами. Рефлексия подчинена трем областям: взаимосвязи технологии и животных, отношению человека и животного, а также отношению самого мастера/bricoleura Маркера к увеличенному очередными персонажами, бестиарию. Интерпретация универсального творчества склоняет, чтобы сделать выводы о художественной непрерывности, в некоторой степени гарантированной по поводу наличия кота, появляющегося в разных образах, в зависимости от примененной технологии и среды. Кот становится вторым я Маркера, благодаря которому может он затрагивать деликатные политические и общественные темы, а также почти свободно появлятся в Second Life и на платформе Poptronic.

Акула, находящаяся в растворе формальдегида, подвешена в пространстве, обездвижена. Это изображение измененного способа представления животных в искусстве. С одной стороны, Дэмьен Херст ввел совершенно новый подход к вопросу использования животных в искусстве, когда начал экспонировать произведения из цикла Естественной истории (Natural History). С другой стороны, совершенно новый «материал» был использован в произведении, которое можно зачислить в скульпторские произведения. Акула привлекла внимание публики и СМИ, но Херст пользовался также менее экзотическими животными (корова, овца, свинья). Названия его призведений оставались, однако, интригующими и сложными. Статья сосредотачивается на том, каким образом как мертвые животные, так и (еле) живые, стали частями художественных произведений. В статье обсуждаются также избранные произведения одного из представителей Молодых британских художников, с целью представления вопроса приписания свойств предмета животным в искусстве постмодернизма.

Статья посвящена вопросу реализма в изображении животных в искусстве. Исследования
современных гуманитарных наук, сосредоточенные главным образом вокруг animal studies,
подвергают критике культурные образы животных, распознавая в них отрицательный подход для строения повествования о человеке. Основной проблемой оказывается такое представление животного, которое не будет относиться ни к какому культурному повествованию, не будет символичеким. В этом контексте интересным является, с виду исключительно ант-ропоцентрическая, живопись современного художника Уолтонa Форда, который пользуясь техникой иллюстраций девятнадцатого века, известных из трудов по Естественной истории, показывает особенные истории отношений человека и животного. Форд намеренно сосредоточивается на культурных сказаниях о животном, однако удается ему также передать звериное отличие, которое не может приручить никакая культурная система.

Интернет считается одним из самых важных изобретений XX века, а виртуализация общественной жизни – прогрессирующим явлением. В данной статье автор исследует явление интернет -мемов с точки зрения наличия в них жанрового шовинизма. Про - и антивеганские мемы были проанализированы на основании таких критериев, как строение, тематика и отношение к животным, веганам и вегетарианам.

ных трубах двух естествоведов Янa Сваммердамa и Антони Левенгукa. Эта сцена является исходной точкой для размышлений об открытии человеком близости между собой и миром насекомых – близости, которая стала возможной тогда, когда человек подорвал возможность отличия от животных. Cваммердам, хотя сравнял человека с насекомыми, то однако никогда не вышел за пределы анатомического взгляда. Лишь поколение романтиков открыло общность судеб жизни людей и насекомых в – как это определил Морис Метерлинк – «недоле и богатстве». Статья представляет историю изменений в восприятии и описании насекомых, которую начал Мишель Монтень в эссе Апология Раймунда Себонд, а потом развивали Э.Т.А. Гофман, Генри Дейвид Торо или Морис Метерлинк.

Целью данной статьи является привлечь внимание к проблематике отношений человек – животное в современном поэтическо -прозаическом творчестве Нина Де Виты (1950) – сицилийца из Марсалии, для которого языком экспрессии становится местный диалект контрады Cutusìu. Автор освобождает свою письменную речь от антропоцентричных моделей и сводит к повествованию о различных формах жизни, определенных общей, неразрывной историей. Герои животные разделяют с людьми подобную судьбу, сопереживают те же эмоции, отвечают взаимностью на чувства, точно так же страдают и чувствуют страх. Однако тем элементом, который больше всего объединяет человеческий и животный мир является речь, а скорее марсальский диалект – общий канал межвидовой коммуникации. Выражение животной природы человека, который хочет выразить свои собственные эмоции и настроения наиболее спонтанным и искренним способом, и с этой целью прибегает к использованию диалектального звучания, к языку – матери, отмеченному огромной сокровенностью, а также одновременно насилием. Диалектичность и звероподобие у Нина Де Виты это, наконец, постоянное пересечение границ, выслеживание и оставление следов, маркировка территории из
опасения перед потерей и уходом. Это стихосложение от имени другого и для другого.

Эссе касается самых старинных „этологических сказок”, в которых животное часто представляется как существо эмоциональное, рациональное, эстетичное – не определяемое как противоположность человека. Эта точка зрения появляется также в поэзии Юлиана Тувима, который сочетает миф о межвидовой общности людей и животных с дарвиновской теорией эволюции. Его произведение Птичье радио (1938) показывает, что концепция древней музыкальной поэзии имеет биологическую основу и берёт начало из птичьей вокализации. Это поэтическое убеждение о музыкальном сходстве человека и животного подтверждают сегодня также генетические исследования.

Статья посвящена литературному образу волка, а предметом анализа слали Степной волк Германа Гессе и Философ и волк Марка Роулендса. В обоих текстах волк становится зеркалом, в котором отражается человеческая душа, а в сравнении с волчьей натурой авторы произведений ищут ответы на вопросы экзистенционального характера. „У Степного волка были две натуры, человеческая и волчья, таково было его предназначение, и вероятно это предназначение не было ни таким особым, ни таким редким”. Эти слова Германа Гессе относятся к сложной, двойственной натуре главного героя, а также сложной натуре любого человека. Гарри, это наполовину человек, который жаждет человеческого уважения и удобств мещанской жизни, разделяет идеи и интересы человечества, и наполовину дикое существо, которое насмехается над этими тщеславными и абсурдными желаниями. Волк Марка Роуледса не является лишь частью души автора, но диким животным, с которым американский философ провел 11 лет своей жизни. Волк тщательным образом изменил его мышление, стал инспирацией для философских размышлений над натурой любви, смерти, счастья и человечества, целесообразности человеческих устремлений, источников отчаяния и надежды, натуры счастья и страха перед смертью. Общение с волком позволяет Роулендсу найти свою человеческую натуру, приводит к тому, что со временем он становится другим человеком: человеком с натурой по части человеческой, а по части волчьей. В обоих случаях волк (будучи частью личности или реально существующий дикий спутник жизни) детерминирует жизнь протагонистов, позволяет им лучше понять самих себя.

Цель статьи – продемонстрировать многообразный способ представления собаки в избранных немецкоязычных произведениях, поскольку собака пробуждает в человеке целую гамму чувств – привязанность, заботу, а также опасные инстинкты, связанные со стремлением к власти и доминированию. Собака может быть одновременно преданным товарищем и приятелем человека, но, также, объектом жестокой дрессировки. Соответственно, знаменитыми примерами являются произведения Теодора Фонтане и Томаса Манна, которые демонстрируют роль животного в самом неожиданном свете.

Animalisms as the animalistic components of paremiaes play an important role in the semantic codes in Paremiology. The comparative and contrastive analysis of animalisms in the structure of Polish, Russian and Ukrainian paremiaes with the use of a biocentric approach allows us to describe the general and specific features of behaviour and characters that exist in the most widespread paremic images of wild and domestic animals. The animalistic images are typical of: the Polish, Russian and Ukrainian culture. The process of describing each category of animal which takes place in the paremiologic units supports the reconstruction of fragments of a linguistic world-image and allows us to observe a correlation between such concepts as Animal and Human Being.

В пределах политической философии интересы нечеловеческих животных как в прошлом, так и в настоящее время не замечаются и недооцениваются. Распознание современной наукой , а также — в большей степени — этикой субъективности и восприимчивости к травмам многих животных, не сопровождается признанием их как нечто большее, чем второстепенный объект политики. В последние годы появились, однако, новые концепции, подчеркивающие субъективность и политическое воздействие нечеловеческих животных. Одной из них является концепция zoopolis Суэ Дональдсон и Уиллa Кимлика. Несет она постулат применения по отношению к этим животным политико -правовых категорий, определяющих до сих пор исключительно статус людей: гражданства, места жительства и суверенитета. Упоминая ранние попыки политизации вопроса несправедливости по отношению к животным, в статье представлены основные положения концепции zoopolis и обсуждены отдельные примеры, существующей до сих пор критики.

Nota Justyny Tymienieckiej-Suchanek na temat almanachu „Русский мiръ. Пространство и время русской культуры” Мiръ животных. Тематический выпуск «Русская культура», Sankt Petersburg 2015 (w języju rosyjskim).