В статье исследуется корпус текстов Левинаса с целью указать и верифицировать осуществление его «авторской» идеи о философствовании как «дешифровке запрятанного в палимпсесте писания» [écriture]. Рассматривается функция словесного и смыслового слоя («словосмысла») Достоевского в палимпсестном дискурсе философа — многократные примеры присутствия формул/идеологем писателя: понятия «ненасытимого сострадания» к другому человеку, догмата о виновности «всех за все и за всех», отрицательных (многоаспектная интерпретация «Каинова ответа», связанного с вопросом о человеческой самодостаточности и дерзком своеволии) и положительных формул отношения к Другому, и, тем самым, самоопределения личности (через причастность к Ты, любовь к ближнему и усилие сделать свой образ «благолепным»). Указывается, каким образом поливалентные формулы Достоевского, соотносимые с Библией и ее смысловой позицией (с книгой Бытия, Исаи, Евангелием от Матвея и др.), семантически обогащенные, в качестве ключевых составляющих, встраиваются в философское мышление Левинаса и его ценностную иерархию; в какой степени они определяют его концептуализацию «субъективности этического субъекта»: концепт «я» в аккузативе («me voici»), «я» призванного к ответственности «за все и за всех», — к тому, чтобы быть сторожем брата своего, в своем «к-Богу-бытии». Выявляется продуктивность и значимость методологической установки Левинаса, определяющей его философскую герменевтику и палимпсестность дискурса, т.е. ориентацию на 1) преемственность и сохранность «древнего», изначального смысла и его творческое взращивание в новой «идеологической среде»; 2) обнаружение взаимосвязи «истины» и философского метода, каким полагается эмфаз и сублимация; это объясняет значимую роль риторических фигур и возвышающей повторности топосов мысли в дискурсе Левинаса, восходящих/отсылающих к Достоевскому (также к мифу, Шекспиру и др.), но возводимых на новую ступень познания и понимания.